К Энги, дрожа от принесенных новостей, подошла Эфенейт.
– Там Пелейн, – сказала она. – Она говорит с нами, отвечает на наши вопросы.
– Я сейчас приду, – пообещала Энги, неподвижностью тела сдерживая беспокойные мысли.
Учение Угуненапсы всегда было ясно, как сияние солнца в темноте джунглей, но другие не всегда понимали его и потому интерпретировали его по-своему. Единственная правда же была в том, что Угуненапса учила свободе от власти, что означало понимание всего, а не только силы жизни и смерти. Хотя Энги была согласна с этой свободой, ее беспокоили некоторые объяснения слов Угуненапсы и особенно объяснения Пелейн.
Пелейн стояла на высоком корне высокого дерева так, чтобы все собравшиеся могли понимать, о чем она говорит.
Энги остановилась с краю толпы, уселась, подобно другим, на свой хвост и стала слушать. Пелейн говорила о новом предмете дискуссии, который был весьма популярным, используя вопросы и ответы и говоря о том, чему хотела их научить.
– Фарги, только что вышедшая из моря, спросила Угуненапсу: «Что делает меня отличной от сквида, плавающего в море?» Угуненапса ответила: «Различие, дочь моя, в том, что ты знаешь о смерти, тогда как сквид знает только о жизни».
– Но, зная о смерти, как я могу знать о жизни? Ответ Угуненапсы был так прост и понятен, что, хотя она и сказала это на заре времен, он будет звучать и завтра, и всегда. Ответ этот поддерживает нас: «Мы знаем об ограничении жизни, и потому живем тогда, когда другие умирают. Это мощь нашей веры, и эта вера является нашей мощью».
Тогда фарги, вышедшая из моря, спросила в своей простоте: «Разве, поедая сквид, я не приношу ему смерть?» И Угуненапса ответила: «Нет, сквид приносит тебе жизнь своей плотью и, не зная о смерти, не может умереть».
Среди слушателей послышался ропот одобрения. Энги тоже была очарована ясностью и красотой этой мысли и на мгновение забыла все свои возражения, которые могла сделать оратору. Нетерпеливая в своем желании узнать, одна из ийлан крикнула из толпы слушателей:
– Мудрая Пелейн, а что если сквид будет таким большим, что станет угрожать твоей жизни, а его вкус будет таким отвратительным, что его нельзя будет есть? Что нужно будет делать в этом случае? Позволить себя съесть или же убить сквида, даже не зная, что не сможешь его съесть?
Пелейн признала трудности проблемы.
– Тут мы должны поближе познакомиться с мыслями Угуненапсы. Она говорила о вещи внутри нас, которую нельзя увидеть, хотя нам она дает возможность говорить и выделяться среди бездумных животных. Она должна быть сохранена и, следовательно, убивая сквида для сохранения ее, мы поступим правильно. Мы Дочери Жизни и должны сохранять жизнь.
– А что если сквид может говорить? – спросил кто-то, и этот близкий всем вопрос заставил слушателей напряженно замолчать. Пелейн заговорила:
– Угуненапса не дает ответа, ибо не знала говорящего сквида.
Она помолчала и продолжила:
– Не знала она и говорящих устозоу. Следовательно, мы должны искать в словах Угуненапсы истинное содержание. Разве только речь выражает знание жизни и смерти? Если это правда, то, спасая свои жизни, мы должны убить устозоу, которые умеют говорить. Вот решение, которое мы должны принять.
– Нет, мы не можем решить так! – воскликнула Энги. – Не можем, потому что не знаем наверняка и тем самым оскверним все, чему учила Угуненапса.
Пелейн повернулась к ней и знаком выразила согласие с ее тревогой.
– Энги говорит правду и одновременно задает новый вопрос. Мы должны считаться с возможностью того, что устозоу могут знать о жизни и смерти. Это должно быть уравновешено фактом, что мы-то наверняка знаем об этом. С одной стороны, сомнения, с другой – уверенность. Поскольку мы ценим жизнь превыше всего, то должны выбрать уверенность и отбросить сомнения. Другого пути нет.
Посыпались новые вопросы, но Энги не слушала их, да и не хотела слушать их. Она не могла избавиться от уверенности, что Пелейн говорила неправильно, и в то же время не могла выразить эту уверенность. Нужно подумать над этим.
Она нашла укромное место от других и сосредоточилась на этом вопросе.
Захваченная своими мыслями, она не заметила охранников, которые прошли сквозь толпу, набирая рабочий отряд.
Пелейн стала одной из отобранных, хотя ничем не отличалась от других. Отряд был связан вместе и уведен.
Небольшая группа, куда попала Пелейн, не была связана, потому что предназначалась для особой работы. Никто из них не замечал, что постепенно Пелейн осталась одна. Охранников тоже отослал какой-то властный ийлан, который повел ее длинным путем вокруг города к двери, открывшейся перед ней. Она неохотно вошла, и дверь закрылась за ее спиной.
В комнате был только один ийлан.
– Вот теперь поговорим, – сказала Вайнти.
Пелейн стояла, склонив голову, глядя невидящими глазами на свои руки и нервно сплетая и расплетая пальцы.
– Я чувствую, что все, происходящее здесь, плохо, – сказала она наконец. – Я не должна быть здесь и говорить с тобой.
– У тебя нет причин для таких чувств. Я просто хочу услышать, что ты можешь сказать. Разве не долг Дочери Жизни говорить с другими о своей вере и нести им просвещение?
– Это правда. Значит, вы хотите просвещения, Вайнти? Вы сейчас назвали меня Дочерью Жизни, а не Дочерью Смерти. Вы уже верите мне?
– Пока нет. Тебе придется привести много убедительных аргументов, прежде чем я встану в ваши ряды.
Пелейн выпрямилась, каждым движением своего тела выражая подозрение.
– Но если вы не верите, как это делаем мы, то что вам нужно от меня? Может быть, посеять разногласия в рядах Дочерей Жизни?