Запад Эдема - Страница 61

– Хорошо, дай ей немного, а потом я буду задавать вопросы.

Ину пугал мараг, стоявший рядом с Керриком и холодно, без всякого выражения смотревший на нее. Потом руки его шевельнулись и он издал какие-то звуки. Керрик перевел:

– Где есть большие тану?

– Где? Что это значит?

– Я говорю за этого безобразного марага. Он хочет знать, где находятся другие саммад.

– На западе, в горах. Ты же сам знаешь.

Сталлан не удовлетворил этот ответ, допрос продолжался.

Через некоторое время даже со своим неполным знанием языка Керрик понял, что Ина уходит от прямого ответа.

– Ты не говоришь всего, что знаешь, – сказал он.

– Конечно, нет. Этот мараг хочет найти другие саммад, чтоби убить их. Я не скажу ему. А ты сам хочешь этого?

– Мне все равно, – искренне ответил Керрик. Он устал и у него болела голова. Мургу могли убивать устозоу, устозоу убивать мургу, для него это ничего не значило. Он кашлянул раз, другой, третий, а когда вытер губы, увидел, что слюна с кровью.

– Спроси снова, – сказала Сталлан.

– Спрашивай сама, – ответил Керрик в такой оскорбительной манере, что Сталлан зашипела от гнева. – Я хочу выпить воды – мое горло пересохло от жажды.

Он выпил воды, жадно глотая ее, затем на мгновение закрыл глаза.

Потом он почувствовал, что кто-то дергает его, но нужно было слишком много усилий, чтобы открыть глаза. Через некоторое время его оставили в покое. Ему было холодно, хотя с неба ярко светило солнце.

Глава двадцать шестая

Самые худшие времена медленно уходили прочь. Правда были еще периоды беспамятства, но во время них боль утихала и становилась тупой. Он видел все как в тумане, но крепкие прохладные руки, поддерживающие его за плечи, чтобы он мог пить, могли принадлежать только Инлену. Постоянный слуга и провожатый, подумал он и, сам не зная почему, рассмеялся от этой мысли.

Этот бесконечный период закончился, когда он окончательно пришел в себя, но не смог двинуться с места. Не то, чтобы он был связан или его кто-то держал, просто страшная слабость приковала его к постели. Потом он обнаружил, что может управлять своими глазами, но их туманили непроше ные слезы. Инлену была возле него, упорно сидя на своем хвосте и молча глядя в никуда. С огромным трудом он мог произнести одно единственное слово – вода, но не смог сопроводить его нужным движением тела. Один глаз Инлену повернулся к нему, пока она соображала, что он имеет в виду.

Постепенно его мысль дошла до нее, она засуетилась, принесла сосуд с водой и приподняла Керрика, чтобы он мог напиться.

Он закашлялся, затем откинулся назад, утомленный, но в сознании. У входа что-то задвигалось, и в поле его зрения появилась Акотолп.

– Я слышала, он говорит? – спросила она, и Инлену знаком подтвердила это.

– Хорошо, очень хорошо, – сказала ученая. Керрик мельком взглянул на ее толстое тело, плывшее перед ним, как восходящая луна.

– Ты должен был умереть, – довольно сказала она, – и ты умер бы, не окажись здесь меня. Покажи, как ты благодарен мне за это.

Керрик ухитрился сделать слабое движение челюстью, Акотолп приняла это как должное.

– Болезнь захватила все твое тело, эти язвы на твоей коже только самая малая часть ее. Фарги не хотели касаться тебя, слишком глупые, чтобы понять, что инфекция этого рода очень специфична. А меня это привлекло. Это было очень интересно, поскольку я никогда не работала с теплокровными устозоу. Твоя смерть казалась неизбежной.

Говоря это, Акотолп обмывала его тело. Это было довольно больно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал прежде.

– Некоторые устозоу, захваченные нами, имели ту же самую болезнь, но в слабой форме. Антитела от них ввели тебе, потому что у тебя их не было. Ну вот и все. А сейчас съешь что-нибудь.

– Как много? – ухитрился прошептать Керрик.

– Как много пищи? Или как много антител? А может ты еще бредишь?

Керрик сделал рукой движение, означавшее время.

– Понимаю, как много времени ты болел? Очень много, я даже не могу сказать точно. Но это неважно. Выпей это, ведь ты потерял много веса и тебе нужен протеин. Это восхитительный мясной бульон.

Керрик был слишком слаб, чтобы протестовать, и выпил немного жидкости. Затем он уснул, утомленный. Кризис миновал, болезнь ушла, и он поправился. Его никто не навещал, кроме толстой ученой, да он и не хотел никого видеть. Воспоминания о тану, с которой он разговаривал, возвращались к нему снова и снова. Нет, не о тану, об устозоу, дегенератах, теплокровных убийцах. Плоть от его плоти – тану. Одни люди, одни существа. Он не мог этого понять и старался найти в этом смысл. Конечно, он сам был тану и был принесен сюда еще маленьким, но это случилось так давно и так много произошло с ним с тех пор, что его воспомиаания об этом исчезли.

Хотя физически он не был ийланом и не мог бить им, сейчас он думал, как они, двигался, как они, говорил, как они. Но его тело было телом тану, и в его снах он двигался среди таких же, как он, людей. Эти сны тревожили его, даже пугали, и он был рад, что проснувшись, почти не помнил их. Он пытался вспомнить больше слов тану, но не мог, потому что даже слова, произносимые им вслух, ускользали из его памяти, пока он выздоравливал.

Если не считать постоянного молчаливого присутствия Инлену, он был совершенно один. Акотолп была единственным посетителем, и это его удивляло.

– Они все еще остаются за городом, те, что отправились убивать устозоу? – спросил однажды Керрик.

– Нет. Они вернулись по крайней мере двенадцать дней назад.

– И никто не пришел сюда кроме тебя?