Видя каждый день так много, Керрику некогда было скучать по ежедневным визитам Энги. Город напоминал гнездо трудолюбивых муравьев, и иногда мальчику хотелось, чтобы Энги была рядом и объясняла некоторые таинственные аспекты жизни Альпесака. Он спрашивал ее несколько раз, но резкое прекращение его обучения не позволило развить эту тему дальше. Ее ответы только разжигали его любопытство. Когда Вайнти и Энги разговаривали между собой, они вели себя как равные. Тогда откуда это предубеждение даже против простого упоминания ее имени? Он долго думал об этом, потом спросил у Вайнти о ее местонахождении. Эйстаи дала ему понять, что она была одной из тех, кто начинал, и прервала разговор.
Снова он увидел Энги чисто случайно. Он был возле амбесед, когда среди фарги началось волнение. Они задавали друг другу вопросы, а потом заторопились все в одном направлении. Из любопытства он последовал за ними до тех пор, пока не увидел четырех ийлан, которые несли пятого. В этой толпе он не мог подойти к ним ближе и решил не обращать на них внимания. Керрик уже хотел уйти, когда четверо ийлан вернулись и теперь медленно шли, разинув рты. Их кожа была испачкана грязью, а ноги покрывал красный ил. И вдруг Керрик увидел, что одна из них была Энга. Он окликнул ее, и она повернула к нему свое лицб. Она была внимательна, но ничего не говорила.
– Где ты была? – спросил он. – Я не мог тебя увидеть.
– Мой ум больше не требовался, поэтому меня перевели к остальным обреченным. Сейчас я работаю на новых полях.
– Ты? – Он выразил удивление, даже страх, что не понял ее слов.
– Я.
Остальные трое тоже остановились, она сделала им знак идти дальше, и предложила Керрику сделать то же самое.
– Я должна вернуться к работе.
Она повернулась, и он засеменил рядом с ней. В этом была какая-то тайна, которую он обязательно хотел разгадать, но не знал, – с чего начать.
– Что случилось с той, которую вы несли?
– Укус змеи. Их много там, где мы работаем.
– Но почему ты? – Сейчас их никто не мог подслушать – тащившуюся сзади Инлену можно было не считать. – Ты говоришь с Эйстаи, как с равной, а сейчас выполняешь работу, которую лучше может сделать нижайшая фарги. Почему?
– Причину этого не просто объяснить. Кроме того, Эйстаи запретила говорить об этом с другими ийланами.
Едва произнеся эти слова, Энги осознала заключенную в них двусмысленность.
Керрик не был ийланом. Она показала на Инлену.
– Прикажи, чтобы она шла впереди нас, следуя за теми тремя.
Как только это было сделано, Энги повернулась к Керрику и так горячо заговорила, как он еще не слышал от нее.
– Я и другие находимся здесь потому, что слишком сильно верим в то, во что не верят наши правители. Нам приказали отказаться от этой веры, но мы не можем. Тот, кто однажды узнал правду, не может забыть ее.
– О какой правде ты говоришь? – удивленно спросил Керрик.
– О жгучей, беспокойной правде, согласно которой мир и все в нем содержащееся может стать гораздо лучше. Ты думал о подобных вещах?
– Нет, – честно признался Керрик.
– А я думала. Но ты еще молод и не ийлан. Ты удивил меня своей первой попыткой заговорить, а твое существование до сих пор загадка для меня. Ты не ийлан, а в то же время не дикий устозоу, потому что можешь говорить. Я не знаю, кто ты и каково твое место в планах великих.
Керрик начал сожалеть, что встретил Энги. Очень немногое из того, что она говорила имело для него смысл. Но сейчас, начав говорить, она уже не могла остановиться.
– Наша вера должна быть правдивой, потому что ее сила в передаче понимания неверящим. Первой это поняла Угуненапса, посвятившая свою жизнь упорядочению своих мыслей. Она принесла идеи, которых никогда прежде не было. Она говорила о своей вере другим, а они смеялись над ней. Эйстаи города узнав о ее странном поведении, вызвала к себе и приказала все рассказать. И она рассказала. Она говорила о существе внутри нас, которое нельзя увидеть, но которое дает нам возможность говорить и возвышает нас над животными. У животных этого существа внутри нет, и потому они не могут говорить. Следовательно, речь – это голос существа внутри, и оно есть жизнь и знание смерти. Животные не знают о жизни и смерти, сейчас они есть, потом их не будет. Но ийланы знают, а сейчас знаешь и ты. И в этом загадка, которую я должна попытаться разрешить. Кто ты? Каково твое место в жизни?
Энги повернулась к Керрику и заглянула ему в глаза, как будто могла найти в них ответ на свой вопрос. Но он не мог сказать в ответ ничего, и она поняла это.
– Когда-нибудь ты узнаешь, – сказала она. – А сейчас ты слишком молод. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять прекрасную мечту Угуненапсы, мечту о правде, которую она объясняла другим. И доказывала тоже! Этим она разозлила Эйстаи, которая приказала ей отбросить эту фальшивую идею и жить так, как всегда жили ийланы. Угуненапса отказалась, тем самым поставив веру выше города и приказов Эйстаи. Эйстаи узнала о непослушании и лишила ее имени, изгнав из города. Ты знаешь, что это значит? Конечно нет. Ийлан не может жить без своего города и имени, если однажды он уже получил его. Лишение этого означает смерть. С незапамятных времен ийланы, покидающие город, очень страдали, падали духом, потом теряли сознание и быстро умирали. Так было всегда.
У Энги было сейчас какое-то странное настроение, нечто среднее между радостью и восторгом. Она остановилась, мягко взяла Керрика за руку и заглянула ему в глаза, пытаясь полнее выразить свои чувства.
– Но Угуненапса не умерла, и это было неоспоримым доказательством ее правоты. С того дня ее правота доказывалась снова и снова. Мне приказали уйти из Инегбана, приказали умереть – но я не умерла. Никто из нас не умер, потому мы и оказались здесь. Они называют нас Дочерями Смерти, считая, что мы заключили с ней договор. Но это неправда. Мы называем себя Дочерями Жизни, и это правда, потому что мы живем там, где умирают другие.